Инженеры за бортом
В начале 90-х годов, когда рушилось все и вся, вчерашним школьникам было нелегко определиться с выбором профессии. Казалось, гарантированный кусок хлеба может принести разве что умение кипятить в чане с отбеливателем купленные по дешевке джинсы, делая из них модную «варенку», а затем продавать втридорога.
Я поступила в технический ВУЗ в 1993 году. Надо заметить, атмосфера там царила вполне оптимистичная, сильны еще были традиции преподавания, сохранившиеся с советских времен. Профессура знала и любила свое дело. Но чем ближе маячила перспектива получения диплома, тем отчетливее приходило понимание: стены alma mater – это заповедник, последний островок, на котором можно тешиться иллюзиями будущей востребованности.
Преддипломная практика у нас проходила на заводе «ЭЛВАКС» в Сходне. Студентам-дипломникам пришлось столкнуться с мрачной реальностью: остановленным производством, пустующими цехами. Непонятно было, чем занимаются там люди, для чего ежедневно приходят на работу.
После института я устроилась работать на АМО «ЗиЛ». Не то чтобы это было по моей специальности, не то чтобы там хорошо платили или как-то платили вообще. Просто на дворе был 1998 год. Агония отечественной тяжелой промышленности закончилась лет пять назад, а гадкие утята – предприятия средней руки, возродившиеся на пепелище этого экологически нечистого феникса, – приказали долго жить во время дефолта. От мысли пойти в аспирантуру, параллельно работая по специальности, пришлось отказаться: фирма, куда меня обещали взять после учебы, не пережила кризиса. А «ЗиЛ» еще работал. Во всяком случае, к проходным по утрам спешили люди, табельщики вели учет часов, проведенных на рабочем месте, и отдел кадров готов был взять на работу вчерашнего выпускника. Это была удача. О чем тут еще думать?
Но думать, как оказалось, было о чем. Завод агонизировал, работы не было. Весь объем отпущенной на месяц работы можно было, постаравшись, сделать за полдня. Потом оставалось только рассматривать трещины на потолке. Но при этом люди упорно держались за свои места. За необходимость приходить на работу каждый день и чувствовать, что ты еще не оказался за бортом жизни, пусть эта уверенность и не подкреплялась материально.
Зарплату за рассматривание трещин платили так: в этом месяце – 30% от оклада, а в следующем, может быть, дадут 20% за текущий месяц и 40% – за предыдущий. Про оставшуюся часть суммы стоило забыть до лучших времен.
Лучшие времена настали через полгода, когда я уволилась. Часть задержанной зарплаты я получила под расчет, а остаток выплатили лишь через несколько месяцев, когда я уже работала на новом месте. Работа была не по специальности, но это была именно работа, а не прозябание. И за нее платили деньги – небольшие, но регулярно и в срок.
Из всех моих знакомых, закончивших институт в конце 90-х и получивших диплом инженера, по своей прямой специальности сейчас работают буквально два-три человека. Это печальный, но закономерный итог спада промышленного производства в то время.
Елена Б.
